Сегодня наше государство – лаборатория новых социальных технологий, за которой следят отсталые страны.
Западная Европа прошла модернизацию в XVI–XIX веках, Восточная Европа — в основном в XIX–XX. Украина, по сути, осталась последней большой немодернизированной страной Европы (Россия не в счет, она страна в основном азиатская, если не по географии, то по типу исторического развития уж точно).
Мы не одиноки в клубе запоздалых модернизаторов. Кроме нас в нем — другие постсоветские государства и ряд стран исламского мира, а также Латинская Америка. Почетными членами этого клуба являются Индия и Китай: им тоже предстоит пройти модернизационный барьер. Все эти страны имеют множество предпосылок к модернизации, но этот процесс пока не развернут или же проходит только в технологической сфере. Например, у Бразилии, как и у нас, есть аэрокосмические успехи, и любой назовет ее технологически развитой страной, но вряд ли процветающей: слишком велико неравенство, слишком слабы современные социальные институты.
Безусловно, технологически развитая страна может летать в космос даже со старым мышлением и старыми ценностями. Но, не имея возможности развивать необходимый человеческий капитал ввиду отсутствия модернизации в других сферах, она быстро потеряет свой технологический уровень, превращаясь в Верхнюю Вольту с ракетами. За подобным примером далеко ходить не нужно.
Модернизация является исключением, а не правилом. 25?% стран в мире прошли модернизацию, остальные 75?% пытаются или мечтают, поэтому книга историка Ярослава Грицака об украинской модернизации называется 26?% — мы потенциально являемся двадцать шестым процентом, стремясь присоединиться к высшей лиге мировой игры.
Собственно, именно модернизация дает ответ на вопрос, почему одни страны бедны, а другие богаты. Сюда входит и открытая экономика (без олигархов, без монополий, без всевластия бюрократов), и открытая политика, и трансформация этносов в политические нации, и превращение подданных государства в его граждан: ответственных, но требующих ответственности и от нанятых ими менеджеров, именуемых правительством. Процесс построения всего этого, порой убийственно медленный, порой быстрый и кровавый, мы и называем модернизацией.
Опыт модернизации часто неудачен. Собственно, мы и сами прошли через неудачи в 1991?м и затем в 2005 году. Сейчас, правда, другая ситуация. 15–20?% украинских граждан стремятся к модернизации изо всех сил. Они уже не готовы жить в отсталости, и их слишком много, чтобы все могли эмигрировать. Значит, придется менять страну, выбора нет. В этом смысл часто повторяемой фразы “В этот раз не уйдем с Майдана”, хотя никаких палаток на центральной площади столицы давно уже нет.
Поэтому другие члены клуба запоздалых модернизаторов внимательно смотрят на Украину. Хотим мы этого или нет, но мы — лаборатория новых социальных технологий, испытательный полигон. Для нас таким полигоном в свое время была Грузия, грузинские слезы счастья и горя мостили украинский путь. Сегодня грузинские реформаторы помогают поднять Украину, потому что в одиночку Грузии не прорваться. А наши реформаторы пытаются понять путь Польши, Словакии и стран Балтии — разных и непохожих на нас, но в чем?то близких, намного ближе Сингапура или Южной Кореи, которым тоже удалось.
Многие диктаторы боятся “экспорта цветных революций”, и совершенно правильно. Успешный пример заразителен, иногда моментально, это хорошо подтверждает арабская весна. Но диктаторов должны пугать не спецслужбы западного мира, а собственные гражданские активисты и независимые медиа, сильные самостоятельные религиозные организации, интернет и социальные сети, университеты и независимые профсоюзы. Все эти элементы свободного общества неизбежно порождают модернизацию, поэтому ненависть диктаторов к интернету и университетам объяснима.
Однако у диктаторов и прочих противников модернизации есть на кого опереться: это не только олигархи и крупные землевладельцы, но и коррумпированные религиозные и профсоюзные лидеры, а главное — коррумпированные бюрократы и силовики. Наша Гидра полтора года назад лишилась главной головы, обещавшей в свое время “услышать каждого”, но от этого она не стала слабее — только хитрее и изощреннее.
Поэтому так важна критическая масса активного меньшинства, которое все больше чувствует личную ответственность. Хорошо, что эта критическая масса у нас есть. И если каждый из нас убедит присоединиться хотя бы одного, нас станет вдвое больше.
Висловіть свою думку